Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.] - Николай Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Джека это не произвело никакого впечатления. Он потребовал бланк и написал несколько строчек по-английски. Телеграфистка сосчитала слова и заявила, что телеграмма обойдется в шестнадцать рублей пятьдесят копеек. Не говоря ни слова, Джек отсчитал деньги.
Телеграмма, которую он послал, была следующего содержания: «Send quickly ten gramms North Virginia B».
Дальше следовал адрес Джека. Направлялась телеграмма в Маргетт, на лесные разработки Коллинза, Чарльзу Ифкин.
Джек хотел приписать к этой коротенькой телеграмме еще четыре слова: «Раньше осени не увидимся». Но пораздумав, он этих слов не приписал. Они стоили три рубля, а за три рубля можно было купить градусник.
Эта телеграмма была первой весточкой, которую Джек послал Чарли о себе после приезда в СССР. Впрочем, по ней Чарли мог уже догадаться, что Джек укрепился на земле.
Джек вернулся в деревню вечером. Кроме градусника, он принес с собой пачку старых газет и кило серы. Велел матери на другой день готовить обед у соседей, а сам с помощью Катьки заклеил в избе щели газетами. Утром запалил серы на железных листах, запер двери и тоже заклеил их газетами. Сера горела целый день, и дым тонкими синими струйками пробивался через соломенную крышу. Вся деревня собралась смотреть на невиданное зрелище. Говорили, что возможен пожар. Но никакого пожара не случилось. А когда к вечеру сера потухла в избе, Джек велел матери и Катьке мыть пол и стены горячей водой и выносить мертвых тараканов.
Тараканов и клопов вынесли целый котел. В избе пахло серой неделю. За эту неделю Джек остругал рубанком избу изнутри и сделал петли на окне, чтоб оно открывалось.
Кроме того он вывез из хлева весь навоз на картофельное поле и в хлеву прорубил окно.
Первая весна на своей земле
Наступил март.
Лучи солнца заметно окрепли, стали ярче и прямее. Они давили на снег в поле и огороде, и снег с каждым днем опускался все ниже и ниже и, как оспой, покрывался мелкими хрустальными ямочками. Вокруг яблонь появились проталины. Вороны, распушив хвосты, завозились на деревьях: ломали тонкие веточки и спешно ремонтировали гнезда. В овраге, за картофельным полем, синицы зазвенели бубенчиками.
Целых два дня Джек с Катькой расчищали на огороде площадку. На носилках они перетаскивали снег в погреб и там утрамбовывали его ногами. Пелагея ничего не имела против того, что Яшка набил ей погреб. Но она не могла понять, зачем нужна ему площадка. А сам Джек не говорил ей об этом ни слова.
Он вообще сделался очень молчаливым за последнее время. С матерью и ребятами почти не разговаривал. Зато каждый вечер ходил в Чижи, в сельсовет, и там справлялся у секретаря, нет ли на его имя писем из Америки. Писем не было, и над Джеком в сельсовете подтрунивали. Вместо письма ему давали газету, которую редактор высылал аккуратно. Джек забирал газету и шел к Скороходову, где читал вслух все статьи, от начала до конца.
В газете много писалось о деревенских делах. Там были сведения о том, где составилась коммуна, где крестьяне сообща купили сепаратор или перевели коров в теплый хлев. Попадались заметки о том, что в таком-то селе кулаки стреляли в селькора картечью. Заметки эти были составлены в грозном тоне, но Скороходов почему-то всегда подмигивал и хохотал, а потом тут же принимался ругать кулаков.
Джека все эти новости интересовали мало. Он искал в газете справок о мировых ценах на пшеницу, об урожае в южном полушарии. Скороходов смеялся над ним и кричал, что это никому не нужно. Но Джек разъяснял, что урожаи в Австралии и Аргентине влияют на цены во всем мире. О мировых ценах в советской таете не писали, и Джек, прочитав всю газету до конца, оставался неудовлетворенным. Его беспокоила мысль, не случился бы в этом году кризис с зерном в Америке: ведь это могло отразиться на летнем заработке Чарли.
Вся деревня теперь уже знала со слов Пелагеи, что Джек ходит в сельсовет за письмом из Америки и не получает его. Над Джеком потешались и ребята и девки. Они не могли простить ему его молчаливости и того, что он водил компанию с Павлом Павловичем Скороходовым. Когда Яшка шел по деревне, редкий парень упускал случай, чтобы не закричать ему вдогонку:
— Эй, Яша, постой-ка, дело есть.
— Ну?
— Скажи, пожалуйста, какие новости в Америке? Почем там керосин, не знаешь? Письма-то, говорят, оттуда год идут…
Джек ничего не отвечал, морщился и шел дальше темнее тучи. Отсутствие вестей от Чарли его волновало.
А тем временем солнце топило последние остатки снега, и крестьяне повезли навоз на поля. Пелагея мучилась, что им нечем в этом году удобрить землю: ведь весь навоз лежал на картофельном поле, и Яшка запретил к нему прикасаться. Однажды она вздумала намекнуть сыну, что без удобрения у них поля не родят. Может быть, в Америке сеют и без удобрения, но здесь нельзя никак.
В ответ Джек помолчал немного, а потом выпалил:
— Мы, мать, не будем сеять в этом году.
Пелагея ахнула.
— А где же хлеб возьмем?
— Известно где.
— Да где же, Яша?
— Купим, мать.
И тут же заявил, что у него есть план поменяться на год землей с соседями: отдать им три полоски в поле, а у них попросить картофельный клин за огородом.
После продажи телки Пелагея до смерти боялась Джека и чувствовала, что спорить с ним бесполезно. Но тут она начала говорить о том, что такая мена совершенно безрассудна. В трех полевых полосках земли было вдвое больше, чем в картофельном участке Капраловых. Джек выслушал мать и ответил, что не гонится за количеством земли, — важно только, чтоб она была поближе к дому. Пелагея глазом не успела моргнуть, как Яшка вместе с Васькой Капраловым стали шагами мерить картофельное поле и ударили по рукам. Капралов согласился на мену с великим удовольствием: выгода была ясна. Он даже обещал дать в придачу Восьмеркиным два мешка овса. Яшка вернулся домой радостный и сообщил матери об удаче. Та в ответ только шмыгнула носом. А ночью, когда Джек спал, она разбудила Катьку и вывела ее в сени. Там они долго плакали над своей горькой долей. Катька утешала мать и говорила шопотом:
— Скажем ему завтра: пусть убирается в Америку, кобель. Пухнуть-то с голоду больно неохота. Должно быть, ему не приходилось голодать, вот он и шебаршит. Пусть проваливается к свиньям, мы и без него вспашем.
Мать была против таких крайних мер. Она только горько плакала и билась головой о стенку. Положение казалось ей безвыходным. Так она и заснула в сенях, привалившись к углу.
Утром Катька попробовала уговорить Джека отказаться от обмена землей. Сказала и об Америке. В ответ Джек только захохотал:
— Да разве сейчас в Америку можно ехать? Там пахота кончается. Поезжай ты сама, если хочешь.
И пошел закладывать лошадь.
Пелагея обрадовалась. Ей показалось, что Яшка образумился и все-таки повезет навоз на оставшиеся полевые полоски. Но Джек уехал из деревни порожняком и через полчаса вернулся с возом песку. Пелагея всполошилась, начала допытываться, зачем ему песок. Джек объяснил, что земля на картофельном поле тяжела и надо ее подправить.
Пелагея даже слов не нашла, чтобы возразить на это. Ей было стыдно перед деревней: люди навоз в поле везут, а Яшка последнюю землю песком удобряет.
Когда слух о песке прошел по Починкам, никто не хотел верить. Но ребята бегали по дворам и божились, что сами видели, как Яшка свалил песок на картофельнике. Понемногу крестьяне начали собираться к избе Восьмеркиных — смотреть на песок. Песок действительно был насыпан желтым конусом посередине поля. А Яшка уже вез второй воз. Тут мужики его обступили и начали гоготать. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы к избе Восьмеркиных не подскакал мальчишка верхом на лошади, без седла. Лошадь вся была забрызгана грязью, — должно быть, парень гнал ее по дороге в галоп.
— Эй! — закричал мальчишка нахально. — Разойдись, народ! Яков Восьмеркин требуется.
Джек вышел вперед.
— Чего тебе?
— В сельсовет иди немедленно.
— Зачем?
— Секретное дело. Секретарь требует, чтоб шел ты немедленно.
Джек сказал Катьке:
— Распряги лошадь.
А сам пошел в избу, помыл руки, надел куртку и вышел на двор. Молча влез на лошадь, потом вдруг закричал что-то по-английски, ударил мерина каблуками под живот и поскакал по деревне так, что только брызги в разные стороны полетели.
Мужики с завалинок кричали ему вслед:
— Что больно быстро скачешь, Яша? Письмо из Америки получилось, что ль? Да ответь христа-ради, ведь надо нам знать-то.
И хохотали на всю деревню Починки.
Но на этот раз не ошиблись мужики: в сельсовет на имя Якова Восьмеркина пришло десять писем из Америки.